Новости
Дорогие друзья, приглашаем всех желающих на беседу в субботу 23 января :)
Дорогие друзья, приглашаем всех желающих на беседу в среду 13 января :)
С новым годом, друзья! Приглашаем всех желающих на беседу в четверг 7 января :)
Приглашаем всех желающих на беседу в субботу 26 декабря :)
В продаже снова появилась книга Шри Ауробиндо "Человеческий цикл" в переводе А. Шевченко
Мастер-Машай Хроники Матери. Мирра-Художник (том 2)
Судхата Нахар
Хроники Матери
Мирра - художник
Глава 3
Мастер - Машай
Шри Ауробиндо писал: «Вся сила Бенгальских художников приводится в действие скорее обдуманным выбором духа и скрытым значением вещей - объектов, которые должны быть выражены, нежели их формальным и поверхностным значением. Это их интуитивное движение, и его формы являются самим ритмом этой интуиции; оно выходит за пределы границ, чтобы открыть указание на безграничность и невыразимость; оно обращается к внешней жизни и природе, чтобы выразить себя в её линиях и цветах, и ритмах, и изображениях, которые будут означать другую жизнь и другую природу, не физическую, но которые внешне спрятаны».
Если и есть один человек, который является олицетворением этой «силы Бенгальских художников» - это никто иной как Нандалал Боз.
- Нандалал Боз (1882-1966) - был первым учеником Абаниндраната[1]. В 1905 году - ключевом для Индии - он присоединился к Школе Искусств и стал учеником заместителя руководителя - Абиндраната Тагора. Его одноклассниками были такие великие художники как Азит Кумар Халдар, который позже стал Директором Художественной школы в Лакхнау[2], и К. Венкатаппа, чья серия «Нилгири» является запечатлённой на холсте былой красотой этих холмов. Но самым великим был Нандалал. Он находился в гуще национального пробуждения и купался в свету нового сознания. Он был художником в самом расцвете и в этой сияющей атмосфере.
В 1909 году, убежденный Сестрой Ниведитой и Абаном Такуром, он вместе с тремя своими одноклассниками присоединился к группе Леди Харрингхам, чтобы помогать ей в копировании фресок пещерного комплекса Аджанта[3]. Это было его первым главным опытом соприкосновения с древней наскальной живописью. Перед ним находились работы с теплотой и красотой, сиянием цвета, превосходящими всё, что он видел до этого. Это щедрое обаяние красоты, воспламенённое так, как если бы ему нужно было раскрыть ключи к своему природному языку искусства, приобретало черты целого словаря. Безмерное по своим пределам и масштабам; радостное в своих прекрасных формах и цветных лучах существования; с определенной силой покоя, найденной в духе, оно было откровением тонкой духовной эмоции, в которой душа и чувства находились в гармонии. Он никогда уже не мог забыть этого опыта.
В 1910-1911, после завершения обучения, он отклонил предложение преподавать в Правительственной Художественной Школе, предпочитая работать со своим гуру в Джорасанко[4] за месячную стипендию в шестьдесят рупий. Здесь он помогал доктору А.К. Комарасвами в создании каталогов с коллекцией предметов искусства и культуры Тагоров; он также сделал несколько иллюстраций для книги, которая была совместно написана Комарасвами и Сестрой Ниведитой; и среди прочего он также обучал несколько художественных классов в школе для девочек Ниведиты. Позже гуру Нандалала попросил его взять на себя ведение классов в Индийском обществе Восточных Искусств, основанном в 1907 году. В итоге Рабиндранат написал своему племяннику с просьбой освободить Нандалала для Университета Вишва Бхарати: «Я верю в Нандалала, он нужен стране. По моему мнению, только он сможет создать атмосферу для продвижения нового духа искусства, что является настолько жизненно важно для страны в целом... Я не могу притязать на него. Но я знаю, что ты - его гуру, и он сделает всё, что ты захочешь». Поэтому в 1920 года Абан Такур отпустил Нандалала, который переехал в Шантиникетан[5]. После чего в 1922 году он стал Главой Кала Бхавана (Отделение живописи в школе искусств Рабиндраната Тагора. - прим.пер). Решение Нандалала приехать в Шантиникетан стало ключевым моментом как в его собственной жизни, так и для института, который он сделал известным через какое-то количество лет. Тихие пейзажи и сельская обстановка Шантиникетана соответствовали его темпераменту и его тихому и простому жизненному укладу. Его существо свободно расцветало, а его творческая личность смогла развернуть свой потенциальный словарь современного Индийского искусства.
Между творческими порывами Нандалала и нонконформистскими идеями Поэта (Рабиндраната Тагора) об образовании существовала особая близость. Со времен Свадеши[6] постоянным рефреном Гурудева[7] - под этим именем Рабиндранат был широко известен в Индии - было «самообеспечение». И в Шантиникентане он стал давать обширное образование. Искусство во всех своих гранях занимало жизненно важное место в его построении вещей. Нандалал чувствовал, что «Потеря чувства красоты не только отсекает широкий источник эмоционального подъема и удовольствия, но и ведет к упадку ментального и даже физического здоровья». А Поэт чувствовал, что нам нужно сознательно культивировать чувство красоты, искусства в наших жизнях, и этот хороший вкус не может быть ограничен только лишь рисованием. Поэтому под внимательным наблюдением Гурудева Нандалал вместе с группой многообещающей талантливой молодёжи начал экспериментировать с различными видами искусства, которыми были не только графическое рисование, но также и скульптура, и даже архитектура. Из различных уголков страны и из-за границы были приглашены художники и мастера традиционного ремесла. Например, в 1923 году Французская художница мадам Андрэ Карпелес демонстрировала искусство резьбы по дереву, в котором она была экспертом. В этом же году приезжал мистер Фриман, специалист из Мексики. Также в двадцатых годах приезжала Австрийка мадам Лиза Вон Потт, которая стала первым учителем по скульптуре. За ней последовала мадам Миллвард - английская ученица великого Бурделя[8], который был учеником самого Родена. В 1927 году был приглашен Нара Сингхлал Мистри - мастер настенной живописи из Джайпура. Между тем в компании Поэта Нандалал посетил Бирму, Китай, Японию, Яву, Бали и другие места. Во время своих путешествий среди прочего он освоил искусство батика. Он не только адаптировал этот вид искусства под индийскую культуру, но и очень упростил сложный традиционный процесс. В течение всего периода работы Нандалала, который длился около тридцати лет, Кала Бхаван стал наиболее динамично развивающимся художественным центром на этой земле. На самом деле, Рабиндранат и Нандалал не только взаимодействовали друг с другом, но и в целом сделали образ Шантиникетана известным в мире.
Когда я приехала, Мастеру-Машаю, как все с любовью называли Нандалала, шёл пятый десяток. По какой-то причине, лучше всего известной моему отцу, он записал меня в Кала Бхаван, хотя все мои пять старших братьев уже несколько лет были школьниками. Однажды, ближе к концу 1932 года, отец отвез меня к секретарю Вишва Бхарати. Там я впервые услышала то, что моё имя было Суджата! Обычно все ласково называли меня сокращенным именем. «Её возраст?» - спросил секретарь. «Семь», ответил мой отец. На следующий день отец отвез меня в недавно построенное здание Кала Бхаван и передал Мастеру-Машаю. Он в свою очередь отвел меня к своей дочери Джамуне и к невесте его сына Ниведите, которые были старшими студентками. Я стала их любимицей, и с этих пор мы втроем стали вместе жить в комнате. Представь себе, но я никогда не сдавала вступительных экзаменов!
Мастер-Машай, как я его помню, был человеком среднего роста. Он был немного смуглым, с черными вьющимися волосами всегда коротко подстриженными, с хорошо подстриженными усами и очками с толстыми линзами. Он всегда был безукоризненно одет в белое кхади и дхоти. И единственным символом моды, возможно, были золотые пуговицы на его рубашке.
На протяжении следующих двух лет в качестве его студентки я виделась с Мастером-Машаем, который с одинаковой легкостью посвящал себя различным сферам творчества в искусстве; он был одарен именно таким родом чувствительности и технического мастерства, которые были необходимы.
Он сидел на корточках на полу и рисовал альпаны[9], чтобы показать нам, как деревенские девушки рисовали пальцами узоры на полу, макая их в чашу с рисовой пастой. И он повторил нам наблюдение своего гуру: «Деревенские девушки, когда они рисуют традиционные узоры альпана для ритуала Басундхара Брата (Земное богослужение), изображают землю в виде простой капельки воды на листе лотоса». Он брал своих студентов, чтобы расписывать фрески на стенах госпиталя; моя роль заключалась во взбалтывании яичных желтков в кокосовой скорлупе! Мы, студенты, были вдохновлены ощущением того, что Шантиникетан был нашим собственным родным домом, и мы сами принимали участие в его строительстве. Учителя и студенты шли одним путём. Пикники составляли неотъемлемую часть курса обучения искусству, потому как существовала выразительная дружба между искусством и окружающей средой. Ответственным назначался старший студент, а Мастер-Машай, улыбаясь, выполнял порученную ему работу. Самый скромный и непритязательный из людей, который не считал ни один вид работы ниже своего достоинства, - он даже с радостью подметал палаточный лагерь после пикника. Чистота была частью искусства жизни.
Жизнь, которой мы жили, всегда была свежей и чудесной, как если бы сам Гандхарва Лока[10], сама земля искусства, милости и красоты, низошла в Шантиникетан. Читались поэмы, воздух был наполнен песнями, ставились спектакли. Простыми движениями и мягкими шагами отмечались празднования различных фестивалей, таких как, посадка леса или приветствие дождя. Именно Мастер-Машай разработал дизайн костюмов и сценических декораций для танцевальной драмы Гурудева, и с помощью своих студентов, он создал эти костюмы и украсил сцену. Позвольте добавить, что двум моим одноклассницам, которые были великолепными танцовщицами, вместе с Нандитой (внучкой Гурудева) были даны главные роли. Мастер-Машай с помощью своего нового способа декорирования сцены и помоста, и других мест для различных мероприятий в Шантиникетане с использованием небольшого количества сезонных цветов, фруктов и листьев, продукции деревенского ремесла и еще несколькими цветами, которые можно встретить вокруг на природе, учил своих студентов понимать эстетическую ценность самых простых вещей. Он не делал уступок вкусам широкой публики, но старался очистить их: «Искусство никогда не должно деградировать и опускаться на низкий уровень использования и понимания широкой публики. Именно они должны подниматься до уровня необходимого здоровья и полноты, где искусство предназначено для мудрых и сильных». В тот день Мастер-Машай предвещал то, что «Будущее искусство Индии будет смотреть на мир с взгляда Истины и творить по-иному».
Гурудев писал: «Для Нандалала искусство - это живое бытие, которое он постигает посредством прикосновения, видения и чувствования. Вот почему нахождение в его компании - это обучение. Я считаю счастливчиками тех, кто получил эту возможность быть рядом с ним в качестве его учеников; и среди них нет ни одного человека, кто бы не осознал и не признавал этого». Он был действительно необычным учителем. Он давал своим студентам абсолютную свободу и никогда не настаивал на академической жесткости. Он всегда был истинен по отношению к себе и к другим. В нём никогда не было мелочности, и он никогда не лишал других того, чего они заслуживают. Даже если у него было противоположное мнение по какому-то вопросу, он никогда не отказывал человеку в своей помощи. Мастер-Машай воплотил в реальность один из афоризмов Гурудева: «Строительство истинного мира человечества - живого мира истины и красоты - является функцией искусства».
Мы, дети, были частью и группой той окружающей атмосферы, которая постоянно развивалась. Жизнь была простой. Многие учителя, включая Мастера-Машая, жили в домах из глины с соломенной крышей. Поистине, это была простая жизнь, с открытым воздухом, любовью всех без исключения и чувством причастности к Шантиникетану, которое невозможно описать сегодня. Доброе сердце Мастера-Машая и любовь, его мягкие слова и простота поведения заставляли всех детей чувствовать его одним из них. И однажды мой брат Норен рассказал нам: «Простота Нандалала Боза была поразительной. Я помню, как однажды, будучи студентом, я ощутил вдохновение». Норен был тогда застенчивым мальчиком примерно двенадцати лет, и очень симпатичный со своими яркими чертами лица и губами, как лук Купидона. «У меня был альбом для автографов. Я принес его к нему и попросил: «Пожалуйста, нарисуй что-нибудь». В этот момент он был занят какой-то работой, но мне никогда не приходило в голову, что я его могу отвлекать. Он улыбнулся и взял книгу. На минуту он оставался молчаливым, взглянул на горизонт. Там виднелась Санталовая деревня. Он только лишь нанес несколько штрихов своей кистью, и появилась картина: «Санталовая девушка с дхамой (плоский поднос из ротанга для просеянного риса). Картинка появилась под его кистью уже через минуту! Вот какое мастерство!».
Кисть Нандалала... Как Рабиндранат сказал о ней: «Его кисть - это путешественник по дороге, ведущей далеко от её прошлого. Все творения начинаются с её свидания на этой дороге с зовом Бесконечности». Он был истинным творцом, наш Мастер-Машай. Не только его кисть, но и, как говорят критики искусства: «Существует бесчисленное множество рисунков, выполненных ручками и чернилами, или сухой иглой, с совершенной структурой, силой, экспрессией, симпатией или с натяжением, которые можно найти только у таких великих мастеров, как Рембрандт, Дюрер или Роден».
Но главной характеристикой всех учителей была любовь. Я помню, как Гурудев давал идею для новой танцевальной драмы из Калькутты или откуда-нибудь еще, которой должны были заниматься Сантидеб Гхош и Пратима Дэби, невестка Поэта, и они также предварительно обучали танцоров. Когда я была ребенком, я очень любила танцевать, и ходила на танцы со своими друзьями, которые были все старше меня на несколько лет. Ни Сантидеб, ни Пратима Дэби никогда не запрещали мне присутствовать и танцевать с моими друзьями. Затем, когда сам Поэт приехал в Шантиникетан, каждый вечер проводились репетиции в большом зале Удайян.
Он смотрел и корректировал, или указывал на то, что нужно было изменить. А я просто садилась в углу большого зала, и смотрела; или, если мне улыбалась судьба, я присоединялась к группе певцов. Сантидеб, который был руководителем (как прекрасно он играл на эсрадже[11]!) и учителем музыкальной группы, никогда не запрещал мне присоединяться к ним. Только одному Богу известно, что я тогда пела и как!! Но на самом деле, всем нравилось.
Это чувство причастности шло от самого Гурудева. Дети чувствовали себя с ним свободно. Мой брат Абхай, невероятно подвижный и симпатичный, когда ему было 10 лет, часто ходил в Уттарайян, резиденцию Поэта, принося цветы кеоры[12] Гурудеву. Принципом Гурудева была свобода. Он верил в то, что ребенок может вырасти и стать Полноценным человеком только в атмосфере свободы. Поэтому он вдохновлял детей на всевозможные уличные игры - можно было промокнуть под дождем, залезть на самые сложные деревья... или потерпеть поражение в своем падении. Но когда он осматривал все царапины на детском маленьком теле, или ободранные коленки маленького мальчика, сердце Гурудева таяло, и в тот же миг он мог написать целое стихотворение в книге автографов, принесенной ему Абхаем.
Можно сказать, что Рабиндранат Тагор представлял собой Индийский ум, как его описал Шри Ауробиндо: «Индийский ум не является лишь только духовным и этическим, но также интеллектуальным и артистичным... он всегда обращен к некоторой интеграции знания, которое он обрел, и как результат, к гармонии и балансу в действии и организации». Всё вокруг нас было основано на этом принципе гармонизирующего интеллекта и ритма красоты. И я была восхищена, когда позже, узнала от Матери, что «Через Красоту Божественное проявляет себя в физическом».
Откровенно говоря, я была слишком молода, чтобы осознать свою сопричастность тому, в чем я жила; я принимала всё, как нечто само собой разумеющееся. И только годами позже глубокое значение тех или иных случаев неожиданно осеняло меня, расставляя всё по своим местам так, что многие моменты, зафиксированные детскими глазами, остались неувядающими.
Например, Мастер-Машай часто приходил, чтобы посмотреть, как дела у его студентов, и нужна ли им какая-нибудь помощь. Однажды, когда он пришел, двое моих одноклассников стали показывать ему свои альбомы с эскизами. Они рисовали тогда эскизы голов. Мастер-Машай обсудил с ними некоторые детали своим мягким голосом. Затем он попросил меня сесть на низкий подоконник. И за меньшее время, которое у меня уйдет на то, чтобы рассказать всё это, появилось моё лицо, смотрящее со страницы одного из альбомов с эскизами. Подумать только! Я даже не представляю, чего такого Мастер-Машай увидел в моём лице, но прямо в самом начале моей студенческой жизни (1932-34), на протяжении нескольких дней он звал меня в свою собственную студию. Предлагая мне сесть на мора (низкий стул из тростника) в дюжине или чуть больше шагов от его мольберта, он рисовал меня на протяжении получаса или более (Я даже не уставала! У меня полностью терялось чувство времени). Однажды, после завершения очередного сеанса, он подозвал меня к себе и попросил посмотреть на рисунок, который он рисовал. Раньше никогда не случалось так, что я могла бы посмотреть. После чего он спросил у меня ... моё мнение! Разве он не был олицетворением скромности! Тем не менее, я уже не помню, какое мнение я выразила исходя из своей семилетней мудрости. Возможно я ничего и не сказала, так как не была разговорчивым ребенком. Он сказал мне, что это был рисунок богини. Какой богини? До сегодняшнего дня я так и не узнала. Но так как он искренне любил детей, я не оставила места для сомнений.
Шантиникетан был районом Бирбхума (дословно «земля героев»), землей латерита. Там мы жили в большом доме в Ничу Бангла, который являлся собственностью старшего брата Гурудева. Каждое утро я ходила в Кала Бхаван, который был в километре от дома. У меня всегда был выбор из нескольких дорог, и я просто следовала движению своих ног. В те дни мы пользовались только тем транспортом, который посылал нам Бог. На самом деле, машины тогда были редким зрелищем; шумные мотоциклы еще не существовали, время от времени встречались велосипеды. Иногда я пересекала поля, иногда шла по красной гравийной дороге, которая огибала округ Ничу Бангла, но всегда босой, что было естественно в те дни. Иногда я шла через школьную округу, где под тенистыми деревьями на земле полукругом сидели студенты вокруг учителя, который сидел на мора. Однажды утром, когда я пришла в Кала Бхаван, я нашла его тихим и пустым, вокруг не было ни души. Поэтому я пошла обратно, но уже другой дорогой. Я пошла мимо старой Библиотеки. Там я увидела группу зрителей, которые стояли вокруг здания, и смотрели на него. Я встала за ними и тоже стала смотреть. Там был Мастер-Машай с некоторыми студентами, включая двух моих подруг, все они были заняты нанесением последних штрихов на декорации веранды. А так как я очень внимательно следила за происходящим, вдруг я услышала голос Мастера-Машая, который восклицал: «Ах! Это Рани». Так меня называли. Он позвал меня: «Рани, Рани, иди сюда». Я подошла к нему. Он сказал мне, что приезжает «Ганди пограничного района» (Абдул Гаффар Хан[13]). Гурудев уехал на своей машине, чтобы его встретить, они должны приехать через несколько минут. Затем, передавая мне гирлянду с цветами, он сказал: «Вот смотри, Поппи подарит гирлянду «Ганди пограничного района», когда он и Гурудев приедут и встанут здесь. А ты одень гирлянду на шею Гурудева. Затем возвращайся к нам». Я кивнула. Поппи (Нандини) была дочерью Пратимы Дэби, и, как и все Тагоры, была светлокожей.
Как только Мастер-Машай закончил давать мне инструкции, приехала машина с двумя руководителями. Они вышли и подошли к сцене. Поэт был достаточно высоким (шесть футов или около того), но лидер Путшунов был выше его почти на голову. Бадшах Хан был очень, очень высоким и худым. Но Рабиндранат, несмотря на свои семьдесят лет и лёгкую сутулость, был прекрасным человеком. Со своей струящейся белой бородой, белыми волосами, распадающимися волнами на его плечи, с его невероятно белой кожей, оттенённой оранжевой алкхалла[14] с черной каймой, которая доходила до лодыжек, с его благородными манерами и спокойным выражением лица, он выглядел, как Риши, как Провидец эпохи Упанишад. Так как они стояли рядом, изящность Гурудева стала еще более очевидна на контрасте с твердостью политика Путшунов. Поппи и я пошли к нашим уважаемым гостям. Поппи встала на маленький стул, повесила гирлянду на высокого Пуштуна, и отошла в свою сторону. Пока я... я стояла перед Гурудевом с поднятыми вверх руками, но моего роста не хватало, чтобы продеть гирлянду через его голову. Для меня не поставили стул, чтобы сделать меня повыше. Поппи выбрали раньше меня, поэтому её роль была продумана заранее, и было организовано все необходимое. Но так как меня позвали в самый последний момент, для меня ничего не было предусмотрено. А тогда мне было восемь или девять лет, и я была маленького роста, хотя Поппи была намного выше меня, и ей было уже двенадцать или тринадцать лет. Таким образом, на сцене находился великий Поэт, увлеченный своей речью, которую он собирался произнести экспромтом, и маленькая девочка, держащая в своих поднятых к небу руках гирлянду, и которая вытянулась настолько, насколько она могла, встав на цыпочки, но даже это не помогло ей дотянуться до него. Но почти незамедлительно он понял, что что-то пошло неправильно. Он увидел меня, понял моё затруднительное положение, нежно улыбнулся и ... наклонил свою голову. Я сразу же надела на него гирлянду, и отошла в ту сторону, где ожидающая группа людей разразилась песней «Джана-Гана-Мана» (сейчас это наш национальный гимн). 
Этот момент навсегда глубоко отпечатался в моем сердце.
Годами позже, неожиданно ко мне пришло: "Величие".
Кто иной, как не поистине великий человек мог бы так склониться к ребенку?
Разве не Величие обладает такой простотой?
И Рабиндранат был достаточно велик, чтобы узнавать это величие в других. И его восхищение Шри Ауробиндо не имело никаких границ.
Гурудев однажды пылко сказал о Мастере-Машае: «Я знаю Нандалала как человека и как художника в самом непосредственном соприкосновении. Редко можно встретить подобное сочетание интеллигентности, добросердечности, искусности, опыта и проницательности». Такая абсолютная правда. И добавил: «Сам он не заботится о похвале, но у меня появилось это внутреннее побуждение написать эти слова». На самом деле, пренебрежение Мастера-Машая разговорами о самом себе, всегда озадачивало меня. Ибо я никогда не могла понять, почему, если я могу говорить хорошее о других, я не должна говорить хорошее о себе!? Какая разница между мной и другими?!
В своей оценке Художника, Поэт был добросердечен: «Особая аристократичность художника может быть обнаружена в его характере и способе жизни. У нас было множество доказательств этому... Его природная аристократичность имела свою особенность: невозмутимое самообладание...» Такая истина. Даже несправедливая критика со стороны друга не могла нарушить его спокойствие. Но... я видела, как его уравновешенность была нарушена. Однажды. Дальше пойдёт эта история.
Однажды в 1934 году недалеко от Шантиникетана на открытом поле приземлился аэроплан. Тогда, в тридцатые годы, это было особым событием. Все молодые и не очень молодые люди в беспорядке побежали к месту приземления. Когда мы увидели огромную летающую машину с её распростёртыми крыльями, наши глаза стали похожи на блюдца. 
Мы были настолько охвачены благоговением и восхищением к человеку, который управлял ею, что ему было сложно какое-то время прорваться через нас. Затем собравшаяся толпа хором начала скандировать «Садху, садху...» (В Шантиникетане мы не хлопали в ладоши, а говорили садху, то есть «браво»). Пилота на встречу с Гурудевом отправились сопровождать взрослые люди. Дети остались там. Они рассматривали великую летающую машину, а мне было интересно знать, была ли эта птица с небес родственницей Гаруды[15] - ездовой птицы Вишну? Или Джатаю[16], который тщетно боролся с демоном-царем Ланки, чтобы спасти Ситу - королеву и жену Рамы? Я не обладала знаниями по истории или географии, но Отец в своё время рассказал мне несколько историй из Рамаяны и Махабхараты.
Рядом со мной стояла группа мальчиков и девочек разных возрастов, которые вели разговоры о пилоте.
«Видите ли, он Француз» - сказал один из взрослых мальчиков, который, как казалось, всё знал.
«Француз? Что это?» - отозвался очень маленький мальчик.
«Он приехал из Франции».
«Франция? Где это?»
«Франция? Это также далеко, как и Калькутта?» - спросил другой мальчик.
«Это страна за морями, в Европе».
Прозвучало коллективное «А..»
«Как его зовут?» - многие хотели это знать.
«Ме-сь-е...»
Затем он объяснил, отвечая на повисший вопрос, «Это означает Машай»
«Ме-сь-е означает Машай» - повторил каждый.
«Его зовут Ме-сь-е Фуке»
После чего студенты по двое и по трое побрели на свои прерванные уроки. А я отправилась в Кала Бхаван.
По прошествии некоторого времени Мастер-Машай пришел в нашу студию. Мы втроем - Джамуна, Ниведита и я - были там. Он сказал мне: «Рани, иди в Уттараян. Гурудев зовёт тебя». Я вышла, оставив всех в этой комнате, и отправилась неторопливым шагом.
Я ушла. Да. Но стоило мне пройти всего около двух дюжин шагов, как мой взгляд оказался прикованным к зеленому кусту с блестящими листьями, стоящему в одиночестве на красной земле. Его звездообразные цветы были такими манящими. Поэтому я присела у куста и стала 
рассматривать цветы. Лепестки были окрашены в розовый цвет и немного закруглялись, и все пять лепестков были раскинуты вокруг узкой трубочки и выглядели как тарелка на подставке. Бутоны выглядели забавно, потому что лепестки были туго завернуты вокруг друг друга, что казалось, будто одна палка стоит на другой палке[17]! И я настолько была увлечена этим растением, что я начисто забыла обо всём на свете.
«Что! Ты еще здесь?» - услышала я взволнованный голос Мастера-Машая, который быстро опустил меня на землю.
«Иди, иди. Быстро. Гурудев ждет тебя».
Я побежала.
Мой бедный Мастер-Машай так спешил от Уттарайяна под ярким полуденным солнцем, чтобы передать мне это послание, и что же я... Уже прошло двадцать минут или более того, а я еще даже не ушла! Неудивительно, что его привычное спокойствие было нарушено.
Я прибежала и вошла в большой холл Удаяна со стороны сада. Как только я вошла в холл, я увидела стоящего Гурудева, который разговаривал с нашим утренним пилотом. Больше никого не было видно. Очевидно, что все церемонии были позади, и все ушли. Как только я вошла, Гурудев повернулся и посмотрел на меня. Я застенчиво остановилась на небольшом расстоянии от них. Жестом он подозвал меня подойти ближе. Я подошла и встала рядом с ним. Затем он сказал что-то Месье Фуке. Я не знаю, говорил ли он на Английском или Французском, потому что я не знала ни того, ни другого. Поэтому, благосклонный читатель, я не могу объяснить тебе, почему же Гурудев позвал меня!!
Во всяком случае, «Ме-сь-е Фуке» был для меня первым знакомством с Французским. Но не для Гурудева. Он был во Франции несколько раз. Он также перевел Мольера и Виктора Гюго на Бенгальский. Он не только знал таких известных людей, как Ромен Роллан и Сильван Леви, но его семья также находилась в очень близком контакте с семьёй Карпелис.
Ратхиндранатх Тагор, сын Поэта, написал об их визите в 1920 году: «Андрэ Карпелис отвел нас в магазин торговца произведениями искусства на площадь Мадлен (Place de la Madeleine), где первое время выставлялись достойные коллекции рисунков импрессионистов и пост-импрессионистов. Мы были просто поражены». А Сюзанна Карпелис - авторитет в Индо-Китайской культуре, которую Мать назвала Бхаратиди, всю жизнь дружила с Пратимой Дэби Тагор.
И...
А в 1916 году Рабиндранат Тагор встретил Мирру.
[1] Абаниндранат Тагор (7 августа 1871 - 5 декабря 1951) был главным художником и создателем «Индийского общества Восточного искусства» и первым главным представителем ценностей Свадеши (бойкот английских товаров с целью поощрения индийской промышленности) в Индийском искусстве; основатель влиятельной Бенгальской школы искусств, в которой было рождено современное Индийское художественное творчество. (прим.пер.)
[2] Лакхнау - столица штата Уттар-Прадеш, в 516 км на восток от Дели. Является административным, научным и культурным центром. Расположена на реке Гомти.(прим.пер.)
[3] Аджа́нта - преимущественно буддистский храмово-монастырский пещерный комплекс в Индии в штате Махараштра. Представляет собой утес в виде подковы с 29 пещерами. Они подразделяются на два основных типа - чайтья (молельные залы, продолговатые в плане, с двумя рядами столбов, апсидой в торце) и вихара (квадратных в плане залов, окруженных с трех сторон кельями или святилищами со статуями Будды, имеют при входе портик-террасу) - общежитие буддийских монахов. Настенная роспись пещер всемирно известна. Живопись, сохранившаяся во фрагментах, - иллюстрации к буддийским легендам и мифам, но по сути она раскрывает панораму общественной жизни во всем её разнообразии. (прим.пер.)
[4] Джорасанко Тхакур Бари - родовое имение семьи Тагоров в северной части Калькутты (район Джорасанко). В наши дни в нем расположен кампус Университета Рабиндра Бхарати и музей Рабиндраната Тагора (Rabindra Bharati Museum).(прим.пер.)
[5] Шантиникетан (обитель мира) - маленький городок рядом с Болпуром в районе Бирбум в Западной Бенгалии, Индия. (прим.пер.)
[6] Движение свадеши - одна из форм индийского национально-освободительного движения, подразумевавшая достижение независимости от Британской империи и улучшение экономических условий в Индии путём следования принципам свадеши (самостоятельности). Стратегия свадеши заключалась в бойкотировании британских товаров и возрождении их домашнего производства, не случайно эмблемой свадеши стала прялка. Слово свадеши это сандхи - сложение двух санскритских слов. Сва значит «свой, собственный», а деш - «страна». Таким образом, свадеш означает собственная страна, а в форме прилагательного свадеши - «из собственной страны».(прим.пер.)
[7] Гурудев - такое имя была дано Рабиндранату Тагору.(прим.пер.)
[8] Эмиль Антуан (Bourdelle, Emile-Antoine) - французский скульптор, живописец, график. Один из крупнейших мастеров монументальной пластики ХХ столетия.(прим.пер.)
[9] Альпана или алпона - разноцветные узоры, священное изобразительное искусство или рисование на горизонтальной поверхности для особых случаев в Бенгалии, например для Пуджи, свадебной церемонии или государственных праздников. Этот вид искусства имеет религиозное значение и был обнаружен в Индии. Слово Алпана идет от санскритского слова алимпана, что означает «замазывать (промазывать)» или «покрывать чем-то».(прим.пер.)
[10] Гандхарва-лока - мир небесных духов (прим.пер.)
[11] Эсрадж - индийский струнный смычковый инструмент с двадцатью струнами. (прим.пер.)
[12] Кеора - Пандан ароматнейший (прим.пер.)
[13] Абдул Гаффар Хан - политический и духовный лидер исламского ненасильственного движения Пуштунов за независимость на Северо-западной границе британской Индии, основатель первой в мире профессиональной ненасильственной армии, соратник и последователь Махатмы Ганди, призывавший к ненасильственному сопротивлению британским колонизаторам, получивший прозвище «Ганди Пограничного района».(прим.пер.)
[14] Длинное свободное одеяние типа кимоно.(прим.пер.)
[15] Гаруда - в индуизме ездовая птица (вахана) бога Вишну, борец со змеями-нага.(прим.пер.)
[16] Джатаю - полубог в образе грифа, история которого описана в «Рамаяне». Джатаю - сын Аруны и племянник Гаруды. Он попытался освободить Ситу из плена Раваны, когда тот похитил её и переносил её на Ланку. Джатаю яростно сражался с Раваной, но потерпел поражение и был смертельно ранен. Когда Рама и Лакшмана, отправившись на поиск Ситы обнаружили умирающего Джатаю, он рассказал им о случившемся и указал в каком направлении Равана унёс Ситу.(прим.пер.)
[17] Многими годами позже я узнала, что это растение известно как «Мадагаскарский барвинок» (Vinca). Мать дала ему значение «Прогресс», под которым Она понимала «Причину, по которой мы находимся на земле».
